Александр Олексенко

"Встреча с каждым животным... —

это всегда чудо".

Из книги первой

"В.М. Смирин

в поисках себя и дела жизни"

Кто придумал «Маугли»?

I. В страну мечты
У маленького Вадима Смирина, у многих его друзей и коллег-этологов была в детстве книга, запомнившаяся на всю жизнь.

Кто придумал «Маугли»?

Казалось бы, вопрос странный. И все же, многие вспомнят, что Редьярд Киплинг назвал серию рассказов «The Jungle Book» («Книга джунглей»). Впервые она вышла в свет в 1894 году. Прошло еще несколько лет, и в руках Васи Шереметьевского оказался журнал с рассказом о Маугли. Эта история настолько его поразила, что он стал мечтать о встрече с животными в далекой Индии.

Василию Ватагину (он вернул себе фамилию предков) удалось увидеть побережье Африки, побывать на Цейлоне и прибыть в страну мечты, увидеть ее природу, животных, жителей. Из-за болезни в Индии он чуть не умер. И местные жители, когда Василий был на грани жизни и смерти, его спасли и выходили.
Еще перед путешествием в Индию у Ватагина созревает замысел будущей книги…

Здесь и далее рисунки В.А. Ватагина из книги детства Вадика Смирина. Книга «Маугли» 1935 г.


II. Рождение книги
Итак, еще перед путешествием в Индию у Ватагина созревает замысел будущей книги: собрать вместе легенды о Маугли и рассказать эту же историю в серии рисунков. Непростая задача состояла в том, чтобы передать друзей и врагов Маугли.

«С большим увлечением я работал над этими иллюстрациями. Здесь звери не были представлены символами людей, не были подставными звериными образами, играющими человеческие роли…

Они говорят и действуют именно так, как могли бы говорить звери, если бы люди понимали их язык. Для их изображения мне не надо было никакой выдумки или натяжки, я только наблюдал их живую мимику и дополнял немного воображением».

Первое издание вышло в 1922 году. Затем книга многократно переиздавалась. Воплощенные Ватагиным образы Маугли, Балу и Багиры, Акелы и Каа стали близкими и знакомыми мальчишкам и девчонкам 1920-х, 1930-х. а потом их детям, внукам…

В.А. Ватагин, вернувшийся из путешествия. 1914-1915.

Благодаря «Маугли» у маленького Вадика состоялась первая, пока заочная, встреча со своим будущим Учителем. Позже он напишет, почему же в этих рисунках столь ярко и мощно проявилось дарование их автора.

«Очень интересны папки с иллюстрациями к «Маугли» Р. Киплинга и эскизами к ним. Нам сейчас трудно представить «Маугли» без рисунков Ватагина. Эта работа художника — одно из крупнейших достижений книжной графики. Ватагин здесь выступает не просто как иллюстратор, он вместе с автором создает книгу. И Ватагин выступает с Киплингом «на равных». Представить «Маугли» с другими иллюстрациями невозможно. В чем здесь дело? Дело в том, что задача, стоящая перед художником, иллюстрирующим «Маугли», необычайно трудна. Для «Маугли» не годятся сказочные звери. Звери в «Маугли» обязательно должны быть абсолютно настоящими. В то же время, это ни в коем случае не должны быть звери из учебника зоологии. И вот эту тончайшую грань замечательно почувствовал Ватагин. В многочисленных эскизах и набросках иллюстраций видно и другое — какой колоссальный труд стоял за каждым рисунком. Я не случайно остановился именно на этой работе Ватагина — в ней очень ярко проявились и особенности его дарования, и стиль работы» (В.М. Смирин. «В мастерской Ватагина»).

Цикл работ к «Маугли» — один из наиболее проникновенных в творчестве Ватагина. Видимо, в нем он приблизился особенно близко к той сверхзадаче, которой была посвящена вся его жизнь, — ощутить и воплотить глубинное родство человека с природой, ее творениями, постичь ее красоту.

С этим был связан и его поиск созвучных мировоззрений — Ватагин был близок к индуизму, увлекался теософией. И стремление погрузиться в творческий процесс мастеров других эпох — он зарисовывал творения разных культур, воплотивших образы животных, сетовал, что в современности им уделяется гораздо меньше внимания, нежели в древности.

С Василием Алексеевичем Ватагиным Вадик Смирин мимолетно познакомится, будучи школьником. Пройдет еще несколько лет, и он станет постоянно приходить к нему в мастерскую, работать в ней. Ее удивительная атмосфера и творческая наполненность запомнятся Смирину на всю жизнь.


Как встретить первого Учителя

I. Ожерелье из четырех змей
На шее Бориса Владимировича Пестинского четыре змеи – два желтобрюхих и два четырехполосых полоза. Он любил позировать – со змеями, крокодилом, енотовидной собакой…

Он сочетал в себе, казалось бы, несоединимое – страсть и к живописи, и к герпетологии. Он учился у Петрова-Водкина, окончил Петербургскую Академию художеств, и он же основал в Ташкенте серпентарий, изучал ядовитых змей и собирал у них яд. А еще он был замечательным педагогом.

Попав в эвакуацию в Ташкент, Вадик и Юра Смирины стали ходить в изостудию Дворца пионеров. И вел ее Борис Владимирович.

Занятия со змеями он прекратил: после укуса гюрзы пришлось перенести ампутацию указательного пальца. Это был уже четвертый укус в его жизни.

Жизнь Б.В. Пестинского достойна захватывающего фильма. Может, мы когда-нибудь его увидим…

Б.В. Пестинский. Ольгино, Не позднее 1932 г. Из архива В.М. Смирина
Эту фотографию Вадим Моисеевич увидел, будучи в гостях у своего давнего питерского знакомого — зоолога В.Е, Гарутта. Это был их общий Учитель.


II. Станция, ссылка, дворец
1942 год, Ташкент. Занятия изостудии под руководством Бориса Владимировича Пестинского проходят в башне самого настоящего дворца, построенного в 1891 году для великого князя Николая Константиновича Романова.

В 1920-х большую известность приобрела Лахтинская экскурсионная станция под Ленинградом. В работе ее Музея природы активную роль играл молодой художник и зоолог Борис Пестинский. Здесь же он встретил и свою будущую жену.
В 1930 году руководителя станции профессора П.В. Виттенбурга арестовали, а два года спустя — и Пестинского. По сфабрикованному делу он осужден и отправлен в Узбекистан в город Бек-Буди. Чтобы рисовать с натуры детей, он даже выучил узбекский язык.
Освобожден в 1935-м, реабилитирован в 1989-м. Посмертно.

В коллекции Русского музея есть его работы этого периода.
Две из них представлены в виртуальном музее ГРМ.

Мне больше всего по душе первая из этих двух.

Бобо Мурат – торговец водой. 1933.

Кучкор Хамсат – торговец водой. 1933

На фотографии ташкентский Дом пионеров - бывший дворец великого князя Николая Константиновича Романова.



III. "Не хлебом единым жив человек"
Жаль, не смог пока узнать откуда этот автопортрет, гуляющий на просторах интернета, когда он был написан. Иногда указывают под вопросом 1943 год, иногда 1930-е – 40-е. Фотография явно сделана непрофессионально, на нижнем правом углу отсвет лампы.

Из воспоминаний В.М. Смирина (1987 год)

«Группа у нас была очень разнообразная — были ребята, уже давно ходившие на занятия, были новички вроде меня… Наш учитель всем дирижировал, не оказывая давления, и держал себя с нами очень свободно…
Я помню впечатление, которое на меня произвел его рассказ о Юлии Цезаре и его убийстве. Было ощущение, что рассказчик лично знал и Цезаря, и Брута…
Помню последнюю встречу с ним. Это было обычное наше занятие, но Б.В. пришел на него осунувшийся, с посеревшим лицом. Во время занятия он то и дело хватался за бок, морщась от боли. Следующее занятие уже не состоялось, и вообще больше у нас занятий не было».

Пестинского не стало 13 марта 1943 года. Он умер от злокачественной опухоли.

«Весь короткий период занятий в студии Б.В. Пестинского я запомнил на всю жизнь как очень яркую ее страницу. Возможно, сыграл свою роль контраст между миром этой студии и трудной жизнью тех лет. Конечно, одиннадцать лет — это возраст, когда впечатления ярко врезываются в память, но я хорошо помню, что там, как нигде забывали мы о том, что всегда ходили голодными. Пожалуй, тогда я понял, что “не хлебом единым жив человек”».

На фотографии ташкентский Дом пионеров - бывший дворец великого князя Николая Константиновича Романова.



IV. "Наброски Бориса Владимировича

казались мне шедеврами"
Из воспоминаний В.М. Смирина (1987 год).

«Другое незабываемое впечатление — это наш поход в Ташкентский зоопарк.
Надо сказать, что незадолго до этого, именно в Ташкентском зоопарке я впервые рисовал животных с натуры — занятие, которое стало главным в моей жизни. Наброски Бориса Владимировича казались мне шедеврами… Помню чудесные мордочки оленей с поблескивающими зеркальцами носов».

Сохранились ли наброски животных, сделанные Пестинским, мне неизвестно. В отделе графики Русского музея есть только один его рисунок животного (степной гадюки). Известны сделанные им иллюстрации к статьям и книгам, посвященным змеям.

Может быть, наброски животных Б.В. Пестинского еще найдутся?

Б.В. Пестинский. Открытая пасть гюрзы.
Б.В. Пестинский. Очковая змея, или кобра.
Из книги Е.Н. Павловского «Ядовитые животные Средней Азии и Ирана» (Ташкент, 1942)



Эрнест Сетон-Томпсон и

Александр Формозов

I. Фоторифма и след Черного Волка


Эти две фотографии хорошо рифмуются друг с другом. Эрнест Сетон-Томпсон и Александр Формозов. Оба — следопыты, исследователи, писатели, художники-натуралисты. Обе фотографии — подарки.

Кому подарил Сетон-Томпсон свой снимок, я не знаю, но посвящение и его знаменитую подпись в виде следа волка можно разглядеть. Ее же даю отдельно. Можно найти еще один снимок писателя, сделанный явно в ту же фотосессию, но там взгляд другой — мягче, проще. Мне же кажется, что Сетон-Томпсон хотел выглядеть для других именно так, как на этой. Стоит почитать его книгу о себе. Индейцы нарекли его Черным Волком, чем он очень гордился. Потому и двойную подпись придумал.

А вот историю подарка Формозова я знаю. Наталья Владимировна Тупикова мне разрешила ее сканировать для будущей книги. Александр Николаевич подарил фотографию ей на защиту кандидатской диссертации в 1946 году.

II. Мультик про Домино
«Несколько позже, уже в школьные годы, познакомился я с книгами Э. Сетона-Томпсона и А.Н. Формозова, где лаконичные рисунки на полях были для меня целым миром», — вспоминал В.М. Смирин.

В его семье сохранилась книга «Домино» 1935 года издания.

В Ленинке (РГБ) мне удалось полистать оригинальные издания канадского писателя. Они почти квадратного формата, с очень широкими полями, на которых и размещаются полюбившиеся всем рисунки. В предисловии к одной из них автор выражает признательность жене за помощь в оформлении книги. Может быть, именно она предложила размещать рисунки на полях?

Если собрать вместе несколько рисунков, разбросанных по страницам, получится своеобразная раскадровка истории про лиса Домино. Иногда рисунки на страницах книг Сетона-Томпсона очень точно, лаконично и выразительно передают зверя, иногда напоминают скорее эскизы к мультфильмам. А вот рисунки растений совсем другие. …

III. Серебряное Пятнышко и устный счет
Сетон-Томпсон с детства рисовал, окончил Школу искусств Онтарио, учился в Школе живописи и скульптуры в Лондоне и в художественной школе в Париже. В его архиве три тысячи рисунков и 50 переплетенных томов с дневниками. Итоги его изучения животных — в восьмитомной «Жизни диких зверей». Но прославился на весь мир он как писатель-натуралист, впервые глубоко и правдиво рассказавший о жизни животных.
Это знание и сейчас поражает. Как-то Зоя Александровна Зорина — профессор Московского университета, много лет изучавшая поведение птиц, и прежде всего ворон, в разговоре со мной заметила: «Как он мог догадаться, что Серебряное Пятнышко умел считать почти до тридцати?»

И пояснила. Оказывается, то, что поведал Сетон-Томпсон о старой вороне в рассказе под тем же названием, вполне согласуется и с результатами современных экспериментов!

Э. Сетон-Томпсон. Рисунки из книги «Серебряное пятнышко». 1914



В мастерской Анны Голубкиной

I. "Здесь он отражается в работе весь..."
Анна Семеновна Голубкина. Фото 1903 г. Из книги С.И. Лукьянова «Жизнь А.С. Голубкиной» (1969)



Среди тем, связанных с детством Вадима Моисеевича Смирина, одна из самых проникновенных связана с музеем-мастерской Анны Семеновны Голубкиной.

Мастерская А.С. Голубкиной в Б. Левшинском переулке. Фото 1932 г.
Слева видна копировальная машина для перевода скульптур из гипса в мрамор или дерево, ниже — рабочие инструменты А.С. Голубкиной.
Из книги «А.С. Голубкина. Как создается скульптура. Несколько слов о ремесле скульптора» (1965)

Несколько одноклассников Вадика Смирина из Московской средней художественно школы посещали в ней студию скульптуры Анатолия Ивановича Григорьева в 1946-48 годах. Среди них были Гриша Дервиз, Толя Иткин и Юра Злотников, ставшие выдающимися и очень разными художниками. Мне посчастливилось услышать их рассказы о том, как они постигали азы скульптуры, самое же главное — проникались духом, царившим в стенах мастерской, которая для Анны Семеновны Голубкиной была настоящим храмом.

Так было и после ее смерти в 1927 году.

Трудно найти более точные слова о творчестве, чем те, которыми Анна Семеновна начинает свою книгу:

«Посвящаю эти записки своим ученицам и ученикам.

Говорят, что художнику надо учиться всю жизнь. Это правда. Но учиться не пропорциям, конструкции и прочим вещам, которые относятся к искусству так же, как грамотность к писательству, а другому, настоящему искусству, где — уже не изучение, а понимание и открытия, большие или малые, воплощенные в образы или нет, — это все равно, но художники их знают и знают им цену…»

«Большим или маленьким будет художник — никакая техника ничего ему не прибавит и не убавит — это все равно. Важно отношение художника к работе, к искусству. Здесь он отражается в работе весь, до малейшей отдаленной мысли, и всякая нарочитость, ложь и погоня за успехом в той же мере являют себя провалом в его работе, в какой они применены».

А.С. Голубкина. Несколько слов о мастерстве скульптора (1923)

II. "У нас были на виду люди той культуры..."
А.С. Голубкина. Портрет деда Поликарпа Сидоровича Голубкина. 1897 г.

А.С. Голубкина. Портрет матери Екатерины Яковлевны Голубкиной. 1899 г.

Из книги С.И. Лукьянова «Жизнь А.С. Голубкиной» (1969)

«“Если вы входите в мастерскую, — говорила Анна Семеновна, — то надо так почувствовать это, что вы входите в самое святая святых”
Дальше Анна Семеновна говорила о глине, что на глину нужно смотреть как на живое.
“Когда вы работаете, надо это чувствовать, и когда вы оторвете не то, что нужно от глины, вы ей наносите рану...”…
Если вы не знаете, что вам делать дальше, лучше остановитесь — на день, на два, на три. Сядьте перед нею, подумайте» (из воспоминаний Зинаиды Клобуковой).

Именно сюда, в эту же мастерскую, спустя почти два десятилетия после того, как в 1927 году не стало Анны Семеновны, пришли несколько учеников МСХШ. И стали учиться скульптуре прямо здесь же — в самой мастерской. Их окружали ее работы, на стене висели инструменты самой Анны Семеновны. А на лестнице, ведущей на второй этаж, где и помещалась мастерская, были развешены замечательные акварели Голубкиной — только полевые цветы, которые она любила больше всего.
В судьбе Юрия Савельевича Злотникова, как и Вадима Моисеевича, музей Голубкиной и его удивительная атмосфера запечатлелись навсегда.

«…В музее сохранилась как бы патриархальная культура — культура конца XIX века, рубежа веков, и у нас на виду были люди той культуры.
Вера Николавна, племянница Анны Семеновны. была очень забавна. Сама Голубкина замужем не была, а ее брат Николай Семенович женился на цыганке, и это чувствовалось в Вере Николаевне — она была похожа на цыганку…
Вера Николавна все время при ней и находилась, была как бы ее верной воспитанницей. Она. видимо, нигде не училась, но обладала большим дарованием. Во всем юмор народный, прекрасные речевые обороты, метафоры. Язык Лескова, среднерусской полосы, всяческие интонационные окраски. Видимо, у нее был силен образ самой Анны Семеновны — она ее как бы копировала. В жестах, во всем было ощущение даже своеобразного аристократизма.
Голубкины были староверы, наверное. И в этом была своя стать. Была легенда, что Голубкины в прошлом — крепостные Голицыных. Анна Семеновна делала скульптуры своего деда, матери. Интересно, что своей матери — простой огороднице она пишет потрясающие письма из Франции о своей там жизни, об искусстве. И мать ее поддерживает. Анне Семеновне помогала вся семья…
Я думаю, что дом Голубкиных сыграл большую роль в жизни Вадика. Тогда еще в Москве существовали вот такие очаги старой культуры, и для нас, молодых людей при ощущении репрессивности это были такие, понимаете, оазисы человеческие. Я могу сказать про себя, что я счастлив, что столкнулся с этой культурой и видел ее…»
«Вадик был неторопливый человек, очень вдумчивый, не выпирающий себя, понимаете. А Юрка был хвостик, он просто влюблен был в брата. В музее голубкинском это выглядело очень трогательно. Вокруг формовка вся эта, антураж, эти листья, цветы, которые рисовала Анна Семеновна в свое время. Все это было так трогательно, что я не могу Вам объяснить.
Природа для Анны Семеновны была вся пронизана старинными поверьями и сказаниями, сказками, наполнена бесконечными образами. Вера Николаевна показывала Вадику и его товарищам по кружку ее акварели растений. Их было множество...
Это были удивительные рисунки… Здесь была какая-то большая сдержанность и трогательность. В основном полевые цветы, никакой декоративности. Тихая русская поэзия. Как и в ее “Березке”» (из беседы с Ю.С. Злотниковым, весна 2003 года).
В музее-мастерской А.С. Голубкиной. 1946 г. На первом плане Юра Смирин, за ним правее Вадик Смирин, справа — Гриша Дервиз. Экскурсию ведет сотрудник музея Сергей Иванович Лукьянов.

Из архива В.М. Смирина